Мир красоты, созданный Николаем Рерихом, на фоне общего состояния современного искусства кажется некой сказочной страной. Все там подано в другом измерении, увидено в иной, более широкой, космической перспективе, создано в неведомом нам духовном полете. В его мире властвует одна лишь форма и чувство цвета и линий, здесь нет отражения обычной жизни или состояний природы, того, что чаще всего преподносит нам современное искусство. Здесь налицо попытка запечатлеть жизнь в ее подлинном облике, как простор возвышенных устремлений и вдохновений, как высшую истину и единство, жизнь, устремленную к раскрытию смысла сущего, – то, что еще Аристотель выдвигал как высшую задачу и заповедь искусства. Форма здесь сияет, звенит благозвучием духа.

Николай Рерих в своем созидании исходит из постулатов духа, из полноты его выражения и мощи его красоты. Он ведает великую истину, что художник должен развиться как возвышенная духовная личность, чтобы впоследствии стать выдающимся мастером формы и цвета. Он знает, что художнику надо насытить картину не только эстетическим видением, но и всею мудростью и благородством своего духа. Он знает, что произведение искусства должно быть словом пророка и пламенем божественного откровения, аккордом Космической Гармонии.

Высшая Истина трудно вместима в чувственно воспринимаемые формы и образы изобразительного искусства. Поэтому художники духа неизменно прибегают к символам, знакам и притчам, к священному языку всех религий и искусств, который можно расшифровать и постичь независимо от знания существующих наречий. Такой язык высоких символов использует и Николай Рерих. Язык его столь общечеловечен и международен, что его легко может понять как европеец, так и монгол или индус, устремленный к Высшей Истине. Ведь сияние Истины может одинаково отразиться в любом сознании, если приближаться к ней и искать ее чистым сердцем.

… На великую объективность и логичность искусства Рериха указывал уже Леонид Андреев в своем удивительном очерке «Держава Рериха» (1919):

«Видеть картину Рериха – это всегда видеть новое, то, чего вы не видали никогда и нигде, даже у самого Рериха. Есть прекрасные художники, которые всегда кого-то и что-то напоминают. Рерих может напоминать только те чарующие и священные сны, что снятся лишь чистым юношам и старцам и на мгновение сближают их смертную душу с миром неземных откровений. Так, даже не понимая Рериха, порою не любя его, как не любит профан все загадочное и непонятное, толпа покорно склоняется перед его светлой красотою.

И оттого путь Рериха – путь славы. Лувр и музей Сан-Франциско, Москва и вечный Рим уже стали надежным хранилищем его творческих откровений; вся Европа, столь недоверчивая к Востоку, уже отдала дань поклонения великому русскому художнику.

Колумб открыл Америку, еще один кусочек все той же знакомой земли, продолжил уже начертанную линию – и его до сих пор славят за это. Что же сказать о человеке, который среди видимого открывает невидимое и дарит людям не продолжение старого, а совсем новый, прекраснейший мир!

Целый новый мир!

Да, он существует, этот прекрасный мир, эта держава Рериха, коей он единственный царь и повелитель. Не занесенный ни на какие карты, он действителен и существует не менее, чем Орловская губерния или королевство Испанское. И туда можно ездить, как ездят люди за границу, чтобы потом долго рассказывать о его богатстве и особенной красоте, о его людях, о его страхах, радостях и страданиях, о небесах, облаках и молитвах. Там есть восходы и закаты, другие, чем наши, но не менее прекрасные. Там есть жизнь и смерть, святые и воины, мир и война – там есть даже пожары с их чудовищным отражением в смятенных облаках. Там есть море и ладьи... Нет, не наше море и не наши ладьи: такого мудрого и глубокого моря не знает земная география. И, забываясь, можно по-смертному позавидовать тому рериховскому человеку, что сидит на высоком берегу и видит – видит такой прекрасный мир, мудрый, преображенный, прозрачно-светлый и примиренный, поднятый на высоту сверхчеловеческих очей».

Мир красоты Николая Рериха насыщен вибрациями и излучениями Тонкого Мира. Поэтому и форма у Рериха обрела многогранность и полнозвучность, какой нет в работах других художников. Поэтому в его картинах сияют и вибрируют цветовые оттенки красок всего мира, бесконечными нюансами и полутонами, поэтому и линии его ритмов и композиции не повторяются. Недаром Рериха называют мастером синевы, такая прозрачная, звонкая голубизна вечных небесных далей не встречается даже в работах Джотто и Фра Анджелико. В его колорите иногда такая проясненная радость, торжественность и блаженство, такое сверкание и глубина, а иногда динамика и мощь огненности, наполняющая душу зрителя чем-то бесконечно мелодичным, ритмичным. Поэтому художественные критики так часто говорят о музыкальных впечатлениях, получаемых ими при созерцании картин Рериха, о вдохновляющих созвучиях и мотивах, остающихся в сознании зрителей еще долго после созерцания этих прекрасных творений. «Краски и линии Рериха, – говорит Балтрушайтис, – приводят зрителя в смутное ритмическое состояние, в котором ему чудятся органные хоралы, пение торжественных труб, пасхальные псалмы». Рерих ведь любит музыку, его друзья – Мусоргский и Римский-Корсаков, Бетховен и Бах. Но, как творческая личность, Рерих развил и внутреннюю музыкальность, его мысли и импульсы врываются в область музыки, его мечты, озарения и видения сотканы музыкальной гармонией. Его слух – духовно-музыкальный, которым он настраивает все свои побуждения, свою сущность и жизнь все более утонченными и великими ритмами, навстречу Космической Гармонии.

Таким образом, не только в одухотворенности искусства Рериха, но и в свете и гармонии оттенков цвета кроется магическое влияние его личности, музыкальности его духа. Огонь духа, льющийся из его работ, воистину просветляет, вдохновляет и исцеляет, исцеляет в прямом смысле слова, если верить сообщениям о многих случаях, когда благородные созвучия картин Рериха преобразили человека духовно и физически.

Между прочим, как весьма интересный пример позволим себе вспомнить страничку из жизни бывшего ученика русского анархиста Бакунина – Ивана Народного. Последний был настоящим скептиком, когда первый раз посетил выставку картин Рериха в Нью-Йорке в 1921 году, но, вжившись в гармонию его картин, внезапно полностью внутренне и внешне преобразился и затем стал горячим приверженцем Рериха. Приведем его собственные слова.

Созерцая картины Рериха, «я начал чувствовать магию его эстетического ритма, метафизические тона рисунка и гармонии красок и ощутил, словно новый луч света упал на мою разочарованную душу; я фактически мгновенно погрузился в тихое молитвенное состояние. Когда затем я покинул галерею Кингора, то почувствовал, что во мне произошло нечто странное – я преобразился. Созерцая картины Николая Рериха, из подавленного жизнью меланхолика и циника я превратился в эстетического оптимиста, в человека, верящего в мистическую силу прекрасного... В моей душе, в моем сознании случилось чудо. Картины Рериха исцелили меня от тяжкой усталости. Это была внутренняя природа магии живописи – метафизическое свойство искусства, которое обычно приписывается иконографическому искусству прошлого. Это нечто хрупкое и интуитивное, не поддающееся объяснению ни техническими терминами, ни академическими аргументами».

В творчестве Николая Рериха воплощена великая космическая истина – искусство спасет человечество! Ибо искусство Рериха представляет собою расцвет форм прекрасного в наиболее существенном и универсальном смысле, оно кристаллизует огни лучших мечтаний и желаний человечества и призвано быть чем-то большим, нежели обычное искусство, – оно стремится служить человечеству и Беспредельности.

Рудзитис Р. Николай Рерих. (из книги "Мир через Культуру")

/ Пер. с латыш. Л.Р. Цесюлевич. – Мн.: УП «Лотаць», 2002. –160 с.